Неточные совпадения
И скажет: «Свиньи вы!
образа звериного и печати его; но приидите и вы!» И возглаголят премудрые, возглаголят разумные: «Господи! почто сих приемлеши?» И скажет: «Потому их приемлю, премудрые, потому приемлю, разумные, что ни
единый из сих сам не считал себя достойным сего…» И прострет к нам руце свои, и мы припадем… и заплачем… и всё поймем!
Обнаженное лицо его совершенно утратило черту, придававшую ему сходство со множеством тех суздальских лиц, которые, сливаясь в
единое лицо, создают
образ неискоренимого, данного навсегда русского человека.
Таким
образом, дробная истина выдает себя за
единую Истину, которая раскрывается лишь неустанному углублению и расширению сознания, т. е. возрастанию духовному.
Все творцы — догматики,
образ и подобие
Единого Творца — Догматика.
Разум тут цепенеет, рассудок без действия ослабевает, воображение теряет свое крылие;
единая память бдит и острится и все излучины и отверстия свои наполняет
образами неизвестных доселе звуков.
Поэта
образы живые
Высокий комик в плоть облек…
Вот отчего теперь впервые
По всем бежит
единый ток.
Вот отчего театра зала
От верху до низу одним
Душевным, искренним, родным
Восторгом вся затрепетала.
Любим Торцов пред ней живой
Стоит с поднятой головой,
Бурнус напялив обветшалый,
С растрепанною бородой,
Несчастный, пьяный, исхудалый,
Но с русской, чистою душой.
Но они служили своему нелепому, неведомому Богу — мы служим лепому и точнейшим
образом ведомому; их Бог не дал им ничего, кроме вечных, мучительных исканий; их Бог не выдумал ничего умнее, как неизвестно почему принести себя в жертву — мы же приносим жертву нашему Богу,
Единому Государству, — спокойную, обдуманную, разумную жертву.
Да, это был действительно честный и разумный мужик. Он достиг своей цели: довел свой дом до полной чаши. Но спрашивается: с какой стороны подойти к этому разумному мужику? каким
образом уверить его, что не о хлебе
едином жив бывает человек?
Притупленное воображение силилось создать какие-то
образы, помертвелая память пробовала прорваться в область прошлого, но
образы выходили разорванные, бессмысленные, а прошлое не откликалось ни
единым воспоминанием, ни горьким, ни светлым, словно между ним и настоящей минутой раз навсегда встала плотная стена.
Прошу вас, — сказал я с поклоном, — все вы, здесь собравшиеся достопочтенные и именитые сограждане, простите мне, что не стратига превознесенного воспомнил я вам в нашей беседе в
образ силы и в подражание, но
единого от малых, и если что смутит вас от сего, то отнесите сие к моей малости, зане грешный поп ваш Савелий, назирая сего малого, не раз чувствует, что сам он пред ним не иерей Бога вышнего, а в ризах сих, покрывающих мое недостоинство, — гроб повапленный.
Все равно, что бы я ни был: такой же зверь, как и все, на котором трава вырастет, и больше ничего, или я рамка, в которой вставилась часть
единого Божества, всё — таки надо жить наилучшим
образом.
Мы очень уважали Перского и поняли, что, говоря эти слова так громко и так уверенно Демидову, он в то же время главным
образом адресует их нам, доверяя себя самого нашей совестливости и нашему рассудку. Опять, без всякого уговора, все сразу поняли его
едиными сердцами и поддержали его
едиными устами. Когда Демидов сказал: «Здравствуйте, кадеты!», мы единогласно ответили известным возгласом: «Здравия желаем!»
Таким
образом публика, ожидавшая соблазнительного шума, обманулась в своей надежде и была принуждена утешаться
единым злословием.
Монархиня прежде всего определяет
образ правления в России — Самодержавный; не довольствуется
единым всемогущим изречением, но доказывает необходимость сего правления для неизмеримой Империи.
Сии округи, заключая в средоточии своем столицу Губернии, которая управляет их политическими действиями, представляет
образ различных семейств под начальством
единого, главного, и Государев Наместник имел благословенную власть отца [Сия благодетельная должность есть ныне должность Губернаторов.].
Ардальон вошел некоторым
образом в славу: над ним воссиял ореол политического мученика, и какой же бы Фрумкин осмелился теперь пикнуть против него хоть
единое слово?
«Как человек сотворен в
образ и подобие Бога, так равно и ангелы, ибо они братья людей», «святая душа человека и дух ангела имеют
единую сущность и существо, и нет никакого различия в них, кроме самого только качества их телесного проявления» [Аврора, 60, 63.].
Духовный источник мироутверждения заключается в обращенности духа ко многому и отвращенности от Божественного
единого ничто [Эта жизнь (тварности и раздора) должна прийти в ничто… таким
образом в той же жизни, в какой я ощущаю свою яйность (Ichheit), грех и смерть; она должна сойти в ничто, ибо в жизни, каковая есть Бог во мне, я враждебен смерт и и греху; и по жизни, которая есть еще в моей яйности, я чужд ничто как Божеств» (dem Nichts als der Gottheit) (IV, 359, § 63).
Такова троица у Плотина:
Единое — Ум — Душа; хотя по эманативному своему смыслу шютиновская троица и существенно отличается от христианской, она остается гениальной попыткой философского осознания три-ипостасного
образа, живущего в человеке.
Она все зачинает, все имеет в себе
единым актом, по
образу вечности.
Подобным
образом, говорят, можно увидеть и всю жизнь, протяженную во времени, как слитный, вневременной,
единый акт, или синтез времени [Этим дается ответ на одно из возражений Аристотеля Платону, когда он указывает, что неизбежно признать идею «вечного Сократа», т. е. идею индивидуального, между тем как она по существу есть общее.
«Таким
образом, следует думать о Боге, что он вводит свою волю в знание (Scienz) к природе, дабы его сила открывалась в свете и могуществе и становилась царством радости: ибо, если бы в вечном
Едином не возникала природа, все было бы тихо: но природа вводит себя в мучительность, чувствительность и ощутительность, дабы подвиглась вечная тишина, и силы прозвучали в слове…
«
Единое, непознаваемое, пресущественное (ύπερούσιον), самоблагост-нре (αϋτοτάγαθον), именуемое тройственным единством, единобожественное (όμόθεον) и единоблагое (όμοαγαθόν) невозможно ни высказать словом, ни понять умом, и приближение к познанию должно совершаться путем абстрагирования [Св. Максим Исповедник следующим
образом комментирует понятие ύπερουσιότης (S. Maximi scholia in lib., de div. nom., cm.
Это существо едино и постоянно и остается всегда; это
единое — вечно; всякое движение, всякий
образ, все другое есть суета, есть как бы ничто, да, именно ничто есть все вне этого единства».
Если это так, то должно, отвлекаясь от всего внешнего, обращаться преимущественно к внутреннему, не склоняясь ни к чему внешнему, и ничего не знать обо всем, а прежде всего о своем состоянии, затем и об идеях, ничего не знать о себе самом и таким
образом погрузиться в созерцание (θέα) того, с чем делаешься
единым.
Отношение между
единым и многим, вселенной и ее феноменами определяется так, что последние «суть как бы различные способы проявления одной и той же субстанции, колеблющееся, подвижное, преходящее явление недвижной, пребывающей и вечной сущности, в которой есть все формы,
образы и члены, но в неразличенном и как бы завитом состоянии, как в семени рука не отличается еще от кисти, хвост — от головы, жилы — от костей.
Так как тогда было не два, но созерцающий и созерцаемое были едино, как будто это было не созерцаемое, но соединенное, то тот, кто, соединяясь с тем, становился
единым с ним, вспоминая об этом, имеет в себе
образ того.
Смена поколений, во
образе коей только и существует теперь
единое человечество, представляет собой, конечно, некое пожирание детьми отцов, своего рода dance macabre, пляску смерти, но именно в чередовании поколений возникает история как конкретное время.
«
Единый, безначальный, непостижимый, вполне имеющий всю мощь бытия, исключает всякую мысль о времени и
образе, как недоступный ни для кого и непознаваемый ничем из сущего в природных представлениях.
А здесь, в тайне от темных людей, не разумеющих силы Писания, поклоняемся
единому истинному
образу и подобию Божию…
Сами эллины никогда, однако, не смотрели на Аполлона как на бога «светлой кажимости» и «обманчивой иллюзии», в
образе его нет ни
единой черты, которая бы говорила о заранее предрешенной иллюзорности воплощаемого им жизнеотношения.
Личность же связана с
Единым, с
образом единого, но в индивидуально-партикуляристической форме.
Согласно этому мифу, человек не есть часть, не партикуляристичен, потому что он
образ Единого и универсум.
Поэтому духовный смысл брачного соединения может быть лишь в любви, в личной любви двух существ, в стремлении к соединению в
единый андрогинный
образ, т. е. в преодолении одиночества.
И такожде изволите видеть, схимник этот, живущий уже двадцать лет во ангельском
образе и житии,
единым своим услаждением имеет ежедневно, перед восходом солнца и западом сицевого [Сицевый (сицевой) — таковой.], обретаться на площадке над трапезною, которая, как глаголет предание, была в древние времена обсервационного башнею.
Дело в том, что у сущего есть как бы некий
образ сущего, а то — не имеет
образа, в том числе и умопостигаемого; и это потому, что природа
единого, будучи порождающей все, не является ничем из порожденного, — ни «чем-то», ни качеством, ни количеством, ни умом, ни душой; ни движущимся, ни покоящимся, ни в пространстве, ни во времени, но «единовидным самим в себе» (Платон.
«Бог должен стать человеком, человек — Богом, небо должно стать
единым с землей, земля должна стать небом» [См. там же, т. IV. «De Signatura Rerum», с. 374.]. «Адам был создан Словом Божьим, но пал из Божьего Слова Любви в Божье Слово Гнева: тогда из благости снова разбудил Бог свое возлюбленное Слово глубочайшего смирения, любви и милосердия в Адамовом
образе гнева и ввел великое сущее (ens) любви в сущее (ens) разбуженного гнева и преобразил во Христе гневного Адама в святого» [См. там же, т. V. «Mysterium magnum», с. 133–134.]. «Так Христос стал Богочеловеком, а Адам и Авраам во Христе стал Богочеловеком...
Иисус вновь соединил мужское и женское в
единый андрогинный
образ и стал «муже-девой».
Для многих путь к
единому андрогиническому
образу осуществляется через множественность соединений.
И удивительное дело, стоит человеку отвернуться от задачи разрешения внешних вопросов и поставить себе
единый, истинный, свойственный человеку внутренний вопрос: как мне прожить наилучшим
образом в этот год тяжелого испытания — чтобы все те общие вопросы получили разрешение.